«У мартеновского цеха шумно и людно. Лязгали буферами юркие паровозики «Кукушки», на маленьких платформах короба с металлоломом. На верху печи стоят рабочие. Изо всех сил упираясь, они шагают по стальному настилу, навалившись грудью на поручень ворота, поднимают короб за коробом. Вот подняли тюки соломы, бросили в печи, на солому полетели брусья сухих дров. Накрутив на палку тряпье, сталевар макнул его в ведро с керосином и, перекрестившись, поднес зажженную спичку. Дымно вспыхнув, факел полетел в начиненную соломой и дровами утробу печи, там стало светло, черный дым повалил из трубы».

В народе Уральско-Волжский металлургический завод, близ Царицына называли просто французским. Он начал сбывать торговое (котельное, резервуарное, угловое, сортовое, заклепочное, обручное) железо, рельсовые крепления и принимал заказы на стальные и чугунные отливки. Работая на полную мощность, блюминг мог производить до 500 болванок с диаметром валка 1150 миллиметров в сутки. В крупносортном цехе имелся стан 750 с четырьмя клетями и приводом от паровой машины в 4 тысячи лошадиных сил, в листопрокатном – три стана: 2200, 1700 и 970 с приводом от паровой машины в 1800 лошадиных сил и тремя нагревательными печами Сименса. В сортовом цехе также три стана: 450, 325 и 230 с приводом от паровых машин, на каждом – камерная нагревательная печь.

Шихтовая база в ту пору располагалась на площади, где позже в советские годы, поднялся новосреднесортный цех. Там и шихту разделывали. Конечно, ручным способом, применяя кузнечные зубила и тяжелые кувалды. Ни автогенной, ни бензорезной техники не существовало.

Копер располагался в юго-западном углу завода, где теперь депо. Грохот в цехах давил и как бы предупреждал: берегись, не зевай. Шумно передвигались краны, громко стучали прессы, ухали прокатные станы, рев несся от нагревательных печей. В воздухе пыль, хлопья непрогоревшего мазута, копоть.

Цех блюминг до революции назывался рельсопрокатным... Границы его простирались до конца самотаски пресса резки сортовой заготовки. Дальше начиналось отделение по производству рельсовых креплений. С южной стороны чугунолитейного цеха размещался каменный корпус модельного со складом. Листопрокатный работал там же, где и теперь, но он в годы советской власти значительно расширил свои границы. Параллельно ему с южной стороны, располагалось здание электростанции. Рядом находился резервуар питьевой воды, охлаждаемой льдом, с песочными фильтрами, и здание конторы прокатных цехов.

Кровельный цех, ныне цех проката тонкого листа, и до сих пор стоит там, где он стоял первоначально. Но в те давние времена от сортовых цехов его отделяли железнодорожные пути узкой колеи. Дореволюционный работник завода Николай Александрович Введенский вспоминал: «Не знаю было ли на заводе что-либо более громоподобное, чем кровельный цех. Многометровые в диаметре шестерни открытого репродуктора передачи от паровых машин-только они одни-грохотали так, что слышно было и в селе Городище… Теснота отмечалась в любом цехе, но самая невероятная была в кровельном. Рабочая площадка между линией прокатного стана и печей не превышала трех с половиной метров по ширине. На этой площадке, в тесноте и смраде от горящей смазки валков и дыма печей, работали вальцовщики, болтовщики и те, кто, раздирая раскаленные листы железа, комплектовали в три листа пакеты. Комплектовщики действовали вручную, сгибая пакеты вдвое и придерживая листы ногой, на которой надет железный галош. В летнее время жара, смрад, копоть доводили людей кровельного цеха до потери сознания, их выносили на руках на свежий ветерок, клали под теневую стенку, обливали холодной водой. Придя в себя, рабочий опять спешил в этот ад.

Ни в одном цехе не было искусственной вентиляции, естественной же имелось исключительно мало, а кое-где и она отсутствовала. Дым нагревательных печей растекался по всему цеху, оседая на стенах, окнах, оборудовании и на людях. Но такой копоти, как все в том же кровельном цехе не сыскать было нигде. Нагревательные печи здесь работали на угле при коптящем пламени. Даже, гнездившиеся в кровельном цехе воробьи потеряли свою природную окраску и удивляли всех вороной мастью».

Сортовые цеха расположены на прежнем месте, но только ныне занимают они значительно расширенную площадь. С западной стороны вальцетокарного цеха, размещавшегося под одной крышей с механическим, работал кузнечный цех. До недавнего времени здесь был цех ширпотреба. С кузнечным цехом соседствовало депо для паровозов.

Рабочий день на французском заводе продолжался 12 часов и был узаконен правилами внутреннего распорядка. В этих правилах указывалось: Рабочий день считается: для дневных работ с 6 часов утра до 6 часов вечера, для ночных работ с 6 часов вечера до 6 часов утра. На заводе широко применялись штрафы. Существовал специальный «Табель взысканий, налагаемых на мастеровых и рабочих», состоявший из 27 пунктов.

По этому табелю взимались и денежные штрафы:

• За ослушание 1 руб.
• За нарушение тишины при работах шумом, криком, вистом и пр. 1 руб.
• За сообщение неверных сведений о произведенной работе    1 руб.
• За вход или выход из завода не через предназначенные для рабочих ворота 50 коп.

Особенно тяжелым становилось положение рабочих в годы кризисов, когда сокращалось производство, увеличивалась безработица. Под знаком кризиса прошел 1902 год. На французском заводе в этот год действовали лишь две мартеновские печи. Более половины рабочих остались без средств к существованию. Однако после выпуска облигаций в этом же году стало возможным ввести в строй мелкосортный, а в 1903 году и проволочный цехи. Они ютились в одном корпусе, под единой крышей, но их разделял узкий, ничем не огражденный проход. «На месте ремонтно-котельного цеха (теперь цех ремонта металлургического оборудования), примерно в 1904 году возвели мостовой цех, который являлся филиалом Путиловского завода (Петербург) и позже был передан французскому заводу. «В 1907 г. в мартеновском цехе была пущена новая печь, производительностью 1000 пудов. О ней владельцы долго шумели, как о чуде. И в самом деле, такой объем производства печи в то время был вершиной».

Приблизительно, в 1910 году на месте нынешнего цеха ремонта металлургических печей подняли оцинковочный цех, где оцинковывали кровельное железо.

Одновременно с заводом рос жилой массив, в последствии ставший крупнейшим промышленным районом города. На утопавшем в зелени поселке «Малая Франция» в частных домах жили мастера и высококвалифицированные рабочие, преимущественно французские. Освещался поселок керосиновыми фонарями, везде были шлаковые дорожки. Особой роскошью отличался поселок «Большая Франция». На нем располагались дома руководителей завода. Чего стоил один только дом первого директора завода Бушакура. Двухэтажный коттедж с мансардой, внутри украшенный зеркалами и отражающимися в них картинами. Жаль только, что Гражданская война и Сталинградская битва оставили от него только ступеньки. На поселке имелась небывалая по тем временам роскошь: электричество, появившиеся здесь одновременно с Санкт-Петербургом. По деревянным настилам на племенных лошадях ездил на работу в Главную контору (ныне заводоуправление) директор. Известно, что бельгиец Лоэст Лев Павлович, руководивший заводом с 1910 по 1917 год был холостяком и жил в своем особняке один с таким же количеством собак, как и комнат. Разделял эти два поселка парк. В нем был теннисный корт, на зиму становившийся катком, площадки для выступления артистов и т.п. Вход в парк охранял жандарм. Он не пропускал сюда жителей «Русской деревни». Здесь домики были много проще. Типовые глинобитные казармы на 4 хозяина. Тесные с низкими потолками. Освещение на поселке не было. Предполагалось посадить сквер, но вместо него поселок всегда «украшали» лужи и грязь. Правда было на поселке достижение цивилизации открытый кинотеатр «Ля руж» («Заря»). Известно, что он неоднократно горел, ведь поджигали его сами владельцы, предварительно застраховав на солидную сумму денег. Самым посещаемым на «Русской деревни» местом был базар с многочисленными шинками, где продавали спиртное в таре от «мерзавчика» (50 грамм) до «Гусиньи» (3 литра). Так как на заводе столовых не было, то каждый рабочий приносил с собой на обед еду, а холостяки пользовались услугами специальный базарных рядов, которые назывались «обжорки». Здесь можно было купить домашнюю еду (жаренную рыбу, уху, борщ или котлеты).

На берегу Волги располагался поселок «Халтаевка», построенный «на халяву» самими рабочими из сплавляемой по реке древесины. К 1903г. сложилась обстановка, когда администрация завода стала разрешать рабочим строить свои собственные дома. Больше того, отдельным рабочим даже выдавались денежные ссуды для постройки. В 1907 году завод под дальнейшую застройку арендовал участок земли от нынешнего пр. Металлургов до оврага, что за старым стадионом. Застройка шла и на городской земле. На вновь арендованный участок земли завод протянул водопровод на три колонки общего пользования. Все возводившиеся дома были деревянные, располагались они скученно. «Распространил завод свою заботу о рабочих и их домовладениях и до создания противопожарной «команды». Что это была за команда? Стоял в поселке так называемый сарай, при нем обитал дежурный сторож, старик. Он и пожарник и кучер при единственной лошади. Пожарный сарай имел оборудование: телегу с порожней бочкой и насос на двухколесном прицепе, а также шланги и одно ведро. Ведро заботливые хозяева включили в оборудование для того, чтобы в случае пожара черпать им воду из Волги и наполнять бочку.

Первоначально при заводе не было даже больницы для рабочих и их семей, не сразу появилась и начальная школа. Зато питейные заведения открывались одно за другим, и к 1917 году их было более ста. В начале 20 века после многочисленных просьб и обращений жителей поселка в русской деревне французского завода появилось трехклассное церковно-приходское училище, а к 1914 году – еще одна начальная школа. К тому времени в поселке проживало более 15 тысяч человек.

Из года в год сохранялась в заводском поселке и транспортная проблема. На заводе работало много рабочих и служащих, живших, как в самом городе Царицыне, так и в селах Городище, Орловке, Рынке. Пути сообщения с городом и поименованными селами были преимущественно пешеходные. Правда, с открытием навигации между заводом и городом курсировали баркасы «Татарченок» и «Казак», иногда их подменял «Пришиб». Однако рабочие, проживавшие в городе, не могли пользоваться этим транспортом. Так как рейсы баркасов не были приурочены к сменам, также как и местный поезд, проходил мимо завода только дважды в сутки. Кроме того, отпугивала стоимость проезда в размере 5 копеек в один конец. Это было обременительно. И люди ежедневно вышагивали по дорогам и без дорог длинные версты. В зимние морозные дни далеко от завода жившие люди ютились, где только выискивали возможность, внутри завода от воскресенья до воскресенья.

В черту города завод и окружающие его жилые постройки были включены в январе 1908 года. Однако лишь в декабре 1915 года от Балкан (район Царицына) до французского завода был пущен трамвай.